Отзыв на мангу Одержимость - 1989

Манга, которая вытянула из меня все жилы, вынула душу и намотала на кулак внутренности. Эстетика амбивалентности. Пир разрушительных импульсов и гимн самой трогательной нежности. Беспрецедентное в своём роде явление: трудно, мне кажется, найти историю, которая была бы столь же болезненной и завораживающей одновременно. Вызывала бы такой эмоциональный диссонанс. Хватала бы за горло так ласково и одновременно крепко — ни вырваться, ни вздохнуть. Уводила бы в себя снова и снова и заставляла каждый раз находить в привычных, изученных, казалось бы, вдоль и поперёк линиях сюжета что-то, ранее незамеченное...

«Zetsuai» исключительно психологична. Начинаясь как стандартная для своего жанра лав-стори, она постепенно принимает облик настоящей трагедии с элементами эротического триллера. Хотя в целом тема насилия — не такая уж редкость для яойной манги, «Zetsuai» выгодно отличает на фоне других работ её подача. Убедительность, с которой в ней представлены мотивы и внутренняя логика персонажей. Разумеется, назвать мангу безупречной в этом плане нельзя. В ней есть свои заносы и перегибы. Есть отдельные шероховатости. И всё же это не «драма ради драмы», хотя на первый взгляд она и может показаться таковой. Стоит копнуть чуть глубже, как открывается подлинная, абсолютно человеческая суть переживаний и мотивов каждого действующего лица.

Внешние и внутренние конфликты, которыми переполнена «Zetsuai», вызывают почти физическое удушье — атмосфера манги плотна и искрит напряжением, как воздух перед грозой. Бездны главных героев всматриваются друг в друга, а заодно и в читателя, вызывая дрожь и мурашки по коже. Необходимо признать: лёгким или приятным произведение не назовёшь. Никоим образом. Тем не менее, отрицать его своеобразную эстетическую ценность было бы лицемерием. Вообще, подобные истории, при всей своей тяжести, могут быть на удивление терапевтичными, как бы парадоксально это ни звучало. Во-первых, они представляют собой прекрасный наглядный срез некоторых реально существующих психологических проблем. Во-вторых, позволяют прожить в голове ситуации, которые по той или иной причине могут казаться привлекательными, но воплощение которых в жизни было бы чревато крайне плачевными последствиями. Можно считать их своего рода виртуальной площадкой для отыгрывания потенциально опасных ролей и моделей поведения.

Проигнорировать такой богатый материал и не предпринять хотя бы попытку разобрать его в аналитическом ключе было бы просто несправедливо по отношению к мастерству мангаки. Всех, дочитавших до этого момента, хочу предупредить: дальнейший текст будет содержать очень_много букв (это не преувеличение), специфическую терминологию и, возможно, частичные спойлеры. Это не столько рецензия в классическом понимании, сколько локальное исследование с опорой на психоанализ. Буду рад, если мои размышления покажутся кому-то интересными и/или помогут увидеть персонажей с новой точки зрения. В большей степени они, конечно, рассчитаны на аудиторию, которая уже так или иначе знакома с миром «Zetsuai». Если вы ещё не читали мангу и хотели бы сохранить своё восприятие свободным от чужих формулировок, можете смело остановиться на этом моменте и вернуться к тексту позднее.

Ну а всем, кто решился идти до конца — welcome. Начнём непосредственное погружение.

В центре истории мы видим двух подростков — молодого певца Кодзи Нандзё и школьника Изуми Такуто, страстно увлечённого футболом. У обоих за плечами нелёгкое детство, напряжённые отношения с близкими и целый набор страхов разной степени силы и глубины. Обоим довелось пережить травмирующие события. Мать Кодзи родила его в очень раннем возрасте и, будучи неспособной справиться с родительскими обязанностями, оставила сына на попечение чужих людей. Родители Изуми погибли при весьма трагических обстоятельствах. На детстве персонажей в манге завязаны очень многие сюжетные узлы, и это логически оправданный ход, поскольку детский возраст является ключевым этапом в формировании «эго» и характера.

Рискну предположить, что оба героя обладают ярко выраженным шизоидным типом личности. Я уже не раз обращался к характерологии в других рецензиях, однако в данном случае — это нужно подчеркнуть во избежание путаницы — буду использовать не характерологический подход, а психоаналитический. Он отличается тем, что фокусирует внимание не на биологически обусловленных, конституциональных особенностях человека, а на бессознательных конфликтах и паттернах поведения, формирование которых зависит от условий раннего детского периода.

Что является характерным для шизоидности в психоаналитическом понимании? Во-первых, это сильнейшее внутреннее противоречие между стремлением к близости и неспособностью эту близость выдерживать. Во-вторых, уход или отчуждение от реального мира как один из основных защитных механизмов. И то, и другое прослеживается в поведении главных героев исключительно ярко. Особенно в поведении Кодзи, который в детские годы описывается как апатичный, неспособный чем-либо/кем-либо заинтересоваться ребёнок. Он изучает боевые искусства по настоянию приёмного отца и даже добивается выдающихся успехов, но делает это как бы на автопилоте. Сами по себе боевые искусства его не занимают, он не испытывает к ним ни энтузиазма, ни ненависти — одно лишь глухое равнодушие. Шоу-бизнес, в который он уходит позднее, тоже не кажется ему привлекательным, он относится к нему как не особо любимой, но всё же структурирующей время работе. В духе «надо же хоть чем-то заниматься». Отсутствие живого интереса распространяется и на окружающих: у Кодзи не вызывает внутреннего отклика ни обилие фанатов, ни быстро сменяющиеся любовницы, ни коллеги.

Шизоидность Изуми проявляется немного иначе. Для него единственная отдушина — это футбол. Футболу он отдаётся со страстью и самозабвением, однако оказывается не способен проявить такую же самоотдачу в отношениях с кем-либо. Изуми привык полагаться только на себя, у него практически нет друзей, нет близких людей (кроме брата с сестрой, которых он, при всей заботливости, держит «на расстоянии вытянутой руки»), и он вроде бы даже не стремится изменить ситуацию. Можно предположить, что футбол — как идея — заменил ему близкие отношения, стал тем «объектом», на который он смог направить свою потребность в эмоциональной привязанности без угрозы подвергнуться ответному «вторжению». Занятия футболом здесь — не просто любимое дело или призвание, но и сублимация тех импульсов, которые у нешизоидов реализуются в отношениях с другими людьми — в т.н. «объектных» отношениях.

Персонажей роднит (в плане структуры личности) именно эта психологическая невовлечённость, отрешённость от окружающих. Оба они с опаской и даже пренебрежением относятся к идее близости, оба замкнуты и оба живут скорее в собственном «внутреннем пространстве», нежели в реальном мире.

Влечение, которое Кодзи неожиданно для самого себя начинает испытывать к Изуми, пронизано не менее выраженной шизоидной динамикой. Одна из её отличительных черт такова, что в результате травмированности «эго» стабильные и тёплые привязанности внушают шизоиду безотчётный страх. Тесное и открытое эмоциональное соприкосновение с другим человеком воспринимается непереносимо болезненным. Однако потребность в близости как таковая не исчезает, поэтому у шизоида может проявиться тенденция застревать на «объектах», по тем или иным причинам недоступных. И чем недоступнее «объект», тем сильнее и крепче будет тяга им завладеть. Скорее всего, это качество тоже уходит корнями в раннюю детскую травму. Шизоидность наиболее часто развивается при наличии холодного, отвергающего родителя (полагаю, отсутствие в жизни Кодзи матери и приёмная семья с жёстким, требовательным отцом создали идеальные условия для такого развития). Сталкиваясь с чужим отвержением, ребёнок испытывает всепоглощающий страх, который вынуждает его «закрыться», сбежать от травмирующей ситуации в пустое безобъектное пространство, отрешиться от всех отношений вообще (и от самого себя), чтобы таким парадоксальным образом защитить своё неокрепшее «эго» от распада. Проблема состоит в том, что вернуться с той_стороны как ни в чём не бывало, здоровым и целостным невозможно. Безобъектное пространство в психическом восприятии тождественно переживанию смерти, оно так или иначе накладывает на личность свой отпечаток. По меткому выражению одного психоаналитика, «чтобы сохранить свою жизнь, организм, по сути, перестает жить» (с).

Ещё одна особенность шизоидных влечений — жадность, порой доходящая до абсурда. Амбивалентный голод, сформировавшийся благодаря ранней неудовлетворённости базовых эмоциональных потребностей, становится основой для всех дальнейших привязанностей. Шизоид, испытывая субъективное чувство внутренней пустоты, жаждет заполнить её, слившись с любимым человеком в одно целое, символически «поглотив» его. Но одновременно с этим возникает страх разрушить объект своей любви или самому оказаться на месте «поглощённого». Зависимость от другого воспринимается одновременно желанной и нежеланной, с одной стороны — как залог безопасности и комфорта («насыщения»), с другой — как клетка, символ потери идентичности. Отсюда — нередкое среди шизоидов отношение к любви как к чему-то деструктивному и опасному.

В привязанности Кодзи все описанные выше тенденции прослеживаются необыкновенно отчётливо. Он идеализирует Изуми, восхищается им так, как способен восхищаться, пожалуй, только шизоид — возводя недостижимый объект своей страсти на заоблачный пьедестал. В то же время забота Кодзи о нём оборачивается удушливой сверхопекой, а собственнические побуждения растут от тома к тому в геометрической прогрессии, хотя, к его чести, он не прекращает с ними бороться.

Отношение Изуми к Кодзи тоже обладает яркой шизоидной спецификой, но уже с другим знаком. Преследование Кодзи вынуждает Изуми отступать, потому что любое вторжение в личное пространство бессознательно расценивается им как угроза. Это ещё один чисто шизоидный паттерн. Желание любым способом сохранить свободу — оборотная сторона шизоидного голода, они не существуют в отрыве друг от друга. Изуми отличает лишь то, что его голод — пусть частично, но всё же — находил удовлетворение в футболе. Футбол уже давал ему то, чего Кодзи, лишённый отдушины в виде любимого дела, не имел в принципе. В целом Изуми производит впечатление более психологически адаптированного человека, тогда как внутренняя неустроенность Кодзи бросается в глаза едва ли не с первых глав. Вероятно, это одна из причин, по которой именно Кодзи оказался болезненно зациклен на идее отношений, не имея никаких иных внутренних опор, а вместе с тем — и возможности на что-то переключиться.

Дальнейшая судьба героев в контексте развития их отношений вызывает чувство щемящей тоски, потому что позитивных перспектив здесь не наблюдается. Любовь, замкнутая на самой себе — явление по своей природе тупиковое. Любые отношения обогащаются и развиваются лишь в том случае, когда оба партнёра привносят в них что-то извне, когда они заинтересованы не только друг в друге, но и в окружающем мире. Можно провести аналогию с озером, где вода остаётся чистой лишь до тех пор, пока она не перестаёт обновляться. Застой неизбежно приводит к затхлости, превращает озеро в болото. Именно такое впечатление производит ситуация, в которой находятся герои — они словно движутся не вперёд, а по замкнутому кругу одних и тех же конфликтов, по наезженным рельсам — туда и обратно.

Если поразмышлять, исходя из психоаналитической логики, о возможных вариантах развития событий, можно выделить два наиболее явных пути, вот только оба они одинаково пусты и тонут в сюрреалистическом никогде. Кодзи может воплотить свои навязчивые фантазии о порабощении любимого человека, в буквальном смысле посадив Изуми на цепь, однако в глобальной перспективе даже эта мера не принесёт ему удовлетворения. Любовь — не то, что можно вырвать у другого человека силой. Личность же Изуми при таком раскладе будет окончательно поломана. Во втором случае, если Изуми вдруг найдёт в себе силы искренне и глубоко откликнуться на чужие чувства, Кодзи, скорее всего, быстро потеряет к нему интерес из-за всепоглощающего страха принятия и взаимности. На сознательном уровне ему, безусловно, хочется взаимности, он вовсе не лжёт, когда говорит об этом, он действительно к ней стремится. Но вызывает сомнения его способность выдерживать её на практике. Иначе он бы вряд ли стал с таким упорством цепляться за того, кто открыто и недвусмысленно его отталкивает. Изуми привлекателен для Кодзи ровно в той степени, в каковой он остаётся эмоционально недоступным. А поскольку Изуми и сам обладает шизоидной организацией личности, второй вариант всё же представляется маловероятным. Вряд ли ему будет легко принять чьи-либо чувства, тем более когда они проявляются в откровенно удушающей форме. Таким образом можно сделать вывод, что отношения персонажей сохраняют определённую, пусть и не вполне здоровую, стабильность ровно до тех пор, пока они держатся на максиме «уход — преследование». Любое изменение одного из этих ключевых параметров мгновенно нарушит баланс и приведёт к распаду всей конструкции в целом.

Единственный способ для героев не только сохранить отношения, но и перевести их на качественно новый уровень — повышение степени осознанности, переосмысление собственных травм и травм партнёра, активная работа над собой (причём с обеих сторон). Но тенденции к этому не видно. Что, в общем-то, не удивляет — оба они слишком молоды для того, чтобы справиться с такой задачей самостоятельно. И даже для того, чтобы в принципе её перед собой поставить.

Но всё же, почему манга оставляет на душе такое ощущение безысходности? Почему так трудно верить в благополучный финал истории, который, при всём желании чуда, кажется здесь неестественным и даже фальшивым? Сокровенная и горькая суть шизоидной привязанности заключается в том, что она обычно направлена не на другого человека как на отдельного и независимого индивида. Её целью является поиск собственного «я» шизоида. Той его части, которая оказалась «отколота» и утеряна в процессе странствий по безобъектному миру. Шизоиды смотрят в окружающих, как в зеркала, надеясь отыскать в чужих глубинах собственное лицо. Они редко обладают достаточной эмоциональной зрелостью, позволяющей любить в другом другого, а не свои фантазии, проекции или ожидания. И это, пожалуй, самый тяжёлый и одновременно самый мощный подтекст «Zetsuai». Манга разносит вдребезги все стереотипные представления о любви как о чём-то априори позитивном. Напоминает о том, что далеко не всякая любовь жизнеспособна. Что она не всегда приносит радость. Что она может быть страданием. Неврозом. Даже патологией. И что даже самая болезненная любовь — это всё равно в основе своей внутренний подвиг и попытка «эго» к выздоровлению. Какую бы причудливую, жуткую и разрушительную форму она ни обретала во внешнем выражении.